ВСЕ ТАК
Мария Медичи — Королева Франции: затерянная среди «звёзд эпохи»

Время выхода в эфир: 13 ДЕКАБРЯ 2014, 18:07

ВЕДУЩИЕ:
Наталия Басовская
профессор РГГУ

Алексей Венедиктов
главный редактор «Эха Москвы»

А. Венедиктов
― 18 часов 10 минут в Москве, всем добрый вечер, это программа «Все так». Наталия Ивановна Басовская, добрый вечер.

Н. Басовская
― Добрый вечер.

А. Венедиктов
― Сегодня мы будем говорить о Марии Медичи.

Н. Басовская
― У нее парадоксальная судьба. Она жила в эпоху ярчайших личностей вокруг себя, но сама, как мне представляется – я вгрызлась хорошенько в ее жизнь – она была неинтересным человеком. Хотелось бы сделать интересную передачу о не очень интересном человеке. Потому что биография-то у нее интересная.

Она жена, вторая жена знаменитого французского короля Генриха Четвертого Наваррского, мать французского короля Людовика Тринадцатого. Чрезвычайно долго стояла у руля великой западной страны восходящего Солнца – окончательно взойдет при ее внуке Людовике Четырнадцатом. Ее имя при этом в широком общественном сознании затеряно, почти забыто, блекло. Ведь скажешь «Медичи» — сразу скажут «Екатерина». А, между тем, это жена короля, мать короля. Ее дети – королевские особы сплошь. В частности, ее последняя дочь, Генриетта – это жена Карла Первого Стюарта, которого казнила английская революция, и мать двух следующих английских королей – Карла Второго и Якова Второго. Вот какая звездная ситуация. А небосвод очень яркий.

Но при этом она как-то не так сверкает, она, как мне кажется, я постараюсь показать, видимо, была, во-первых, достаточно ординарной натурой. Во-вторых, никогда в этих высших кругах не забывали не аристократическое происхождение рода Медичи. У них в роду четыре Римских Папы (не будем называть), две королевы (Екатерина Медичи и вот эта самая Мария Медичи), у них в роду при этом были еще и разбойники, грабители. А все-таки помнили одно и самое главное, тогдашняя Европа: они из банкиров. А банкиров полагалось презирать. Не во все времена банкиры звучали так гордо, как, допустим, сегодня. Хотя в сегодняшней гордости тоже есть какое-то «но», идущее пусть не от голубой аристократической крови, а от чего-то другого. А тогда вообще: банкиры!.. Богатейшие люди, богатейшие люди – и все равно всегда отношение к ней, в частности, было окрашено этим легким презрением. Ведь это эпоха абсолютизма, а абсолютизм – это, по-моему, пышное расставание в Западной Европе, пышнейшее расставание со Средневековьем. В России было иначе. Вот мы встретимся на Дилетантских чтениях и сравним, как было в России.

Итак, происхождение. Как всегда, она у нас родилась. Это у нас однозначный факт, рождение и смерть наших персонажей. В 1575 году. Через три года после Варфоломеевской ночи, например. Она младшая современница Екатерины Медичи, из того же рода происходившей и бывшей женой французского короля Генриха Второго. Родилась во Флоренции, как и Екатерина Медичи, 26 апреля 1575-го. Отец – не король, не король, великий герцог Тосканский Франческо Первый.

А. Венедиктов
― Но не банкир.

Н. Басовская
― Вы знаете, Алексей Алексеевич, конечно, банкир. Если чуть копнуть, все равно банкир. Что такое великий герцог Тосканский? Это, в сущности, на руинах Флорентийской республики, на развалинах сеньории создается понятие «великое герцогство», объединившее кое-какие земли вокруг Тосканы в центре Италии. То есть, абсолютизм уходит с музыкой, с боями. Ему кажется, что все-таки монархия вечна. Побыла Флоренция республикой – еще какая яркая, как она билась сама за себя со многими другими! И, тем не менее, этот великий герцог – это, в сущности, протекция испанских Габсбургов. Испания – и это всю жизнь будет на ней отражаться, на Марии, она приверженец… да, она была привержена Испании насмерть.

Итак, великий герцог Тосканский Франческо Первый. Мать – Иоанна (или Жанна), герцогиня. Опять герцогиня – вот не тот у нас полет. Но тут более знатного происхождения – Австрийская, из дома Габсбургов. Тут кровь гораздо голубее. А Медичи – все равно банкиры.

Мария была шестым ребенком, в живых было четверо, один брат и три сестры. Мать умерла рано, Марии было 5 лет. Умерла так, что как-то нехорошо поговаривали: слишком внезапно, слишком внезапно. И отец тут же, ее отец, через два месяца, женился на своей любовнице давней – Бьянке Каппелло. По прозвищу Колдунья, кстати – сразу видно, как ее любили. Дети никогда не бывают счастливы вот в этом втором браке. Или, во всяком случае, это происходит очень медленно и трудно. А она эту Бьянку просто ненавидела, ненавидела. То есть, ее детство – а мы с вами всегда подчеркиваем, что в детстве многое закладывается – полно ненависти и несчастий.

Марии было 12, всего 12 лет, в 1587-м, когда умер отец, 47-летний. Слухи, слухи, слухи. В слухах вокруг и матери, и отца фигурирует одно очень популярное, не только в те времена, но в те времена особенно, в 19-м тоже очень популярное слово «мышьяк», распространенное. Потом химия усложнила идеи отравлений.

Итак, она не выносила Бьянку Каппелло, особенно когда она находилась рядом с отцом, великим герцогом Тосканским. Затем умирают брат Филипп и старшая сестра Анна. Марии в это время 8-9 лет. Не затем, а раньше. Последняя сестра Элеонора выдана замуж за герцога Мантуанского, уехала. И вот к 11 годам она одна среди ушедших из жизни или очень нелюбимых людей.

Отмечают авторы, среди которых, конечно, замечательная книга французская, просто было бы неправильно не назвать…

А. Венедиктов
― Дюма.

Н. Басовская
― Нет, я имею в виду более серьезную литературу. Мишель Кармона «Мария Медичи». Издана самым неожиданным образом в Ростове-на-Дону – вот где интересовались Марией. Издательством «Феникс» в 1998-м. Хороший перевод с французского издания 81-го года. И серия переводных, все переводные труды, о Генрихе Четвертом, об Анне Австрийской – везде она фигурирует.

А. Венедиктов
― Ну, а куда ж без нее!

Н. Басовская
― Да. Она всегда в тени, она в их тени. Она этого еще не знает. Ох, как она не хотела быть в тени!

Вот этот совершенно одинокий ребенок, у которого жизнь начинается очень сложно, очень тяжело, без каких-либо радостей…

А. Венедиктов
― Ну, отец там умирает – в общем, тоже…

Н. Басовская
― Все внезапно.

А. Венедиктов
― … в подростковом ее возрасте. Лет 12 ей было, по-моему.

Н. Басовская
― Да, 12 лет, когда умер отец. И затем с ней в детстве череда несчастных случаев, которые прекрасно описаны в книжке Кармона, которую я назвала. Три раза в ее комнату ударяла молния.

А. Венедиктов
― Господи!

Н. Басовская
― Возможны последующие присочинения. Но за всеми этими в античном смысле анекдотами, то есть, историями, всегда что-нибудь да есть. Дворец качался от землетрясения – нетипичное явление, не такое уж распространенное в Тоскане.

А. Венедиктов
― Надо сказать про этот дворец. Это дворец Питти, если кто не знает…

Н. Басовская
― Да, Питти, она там и родилась.

А. Венедиктов
― Вот это их был дворец, да.

Н. Басовская
― Мрачноватый немножко. Как-то едва не утонула близ города Пизы. То есть, казалось бы, на роду ребенку написано что-то не очень радостное. Перемерли братья-сестры, единственная оставшаяся уехала. Тем не менее, ей дают образование. Дядюшка занимает пост великого, бесконечно великого герцога Тосканского. Чем меньше владения, тем пышнее название, тем пышнее название величия. Образование обычное. Больше всего любит игру на гитаре и лютне, даже любит вроде бы естественные науки. И привязалась на фоне этого безлюдья к своей единственной подруге, из простых. В сущности, она начиналась как служанка – Леонора Галигай, на пять лет старше, из простых.

А. Венедиктов
― И старше.

Н. Басовская
― И старше на пять лет.

А. Венедиктов
― Старшая сестра.

Н. Басовская
― Она овладела, конечно, этой Марией. Ну, до, скажем, эшафота, на который взойдет Леонора со временем. Она стала владычицей ее дум, ей поверялись все мысли, чувства, они всем делились – привязанность невероятная. От одиночества.

Юность. Мария – одна из европейских невест, и долго остается европейской невестой, до 25 лет – это очень долго.

А. Венедиктов
― Это очень долго.

Н. Басовская
― Это уже почти старая такая девушка. Она типичный династический товар. В одном из произведений, ей посвященных, я даже нашла выражение «она была продана». Она была продана Генриху Четвертому. Генрих Четвертый умел пойти на любой компромисс, это он был мастер. Так вот, это типичный династический товар. Как-то мы говорили с вами, например, о Марии Кровавой Тюдор, которая тоже очень долго, до совсем за 30 была все этим товаром и все мечтала о принце, хоть кто-нибудь… Когда к ней поплыл Филипп Второй (а это современник, испанский современник Марии Медичи), она вот уже ждала его как счастье. Тут – нет, эта повела себя несколько по-мужски. Я даже в лице ее вижу что-то несколько мужиковатое, у нее такое грубоватое лицо. А все в восторге вокруг того, как она хороша, включая восторги Рубенса – это все придворные явления.

Повела себя иначе. Она дважды позволила себе отказаться от браков, почетных, но не с королями. Итак, правитель Флоренции, брат отца, дядюшка, бывший кардинал Фердинандо, который отказался от сана, чтобы стать очень великим герцогом. Великий герцог Тосканский Фердинандо Первый, женатый на Кристине Лотарингской, племяннице Екатерины Медичи, подбирает ей жениха. И вдруг отказ! В ее, можно сказать, пожилые годы. Отказ номер один: она категорически отказалась выйти за французского принца де Водемона, родственника великой герцогини Тосканской Кристины Лотарингской. Боже мой, голубая кровь сплошная!

Причина отказа и мотивировка была поразительная, дядюшка чуть не разорвал с ней отношения, он был в ярости. Причина отказа такая: она поверила якобы в предсказание некой монахини из Сиены (имя монахини Пасситея), что ты будешь королевой. И потому за герцога, графа не пойду. Удивительный поступок для девицы за двадцать. И вот здесь, в этом «не пойду не за короля» то, что потом аукнется ее совершенно чудовищной привязанностью к власти, ее властолюбием, которое превосходило властолюбие многих-многих мужчин.

В Англии своя королева, и великая – Елизавета Первая. Не о чем говорить. Куда податься? Леонора посоветовала Францию. Леонора действует на нее магически. Значит, думаем только во Франции. Но во Франции правит Генрих Четвертый, он на 22 года старше Марии – это не страшно. Но с 1572 года, давным-давно, то есть, через три года она родится, а он в 72-м уже был женат на Маргарите Валуа, знаменитой королеве Марго. Однако очень давно с ней не живет. Но не живет – это же не для королевских особ. Нужен развод, а развод в королевском семействе – это сложно. Плюс немножко еретик, скажем так, вот позволю себе чуть-чуть ернически. Ну, как-то сказывается, видимо, что ли предновогоднее настроение, не знаю. Ну, настолько он сам был искрящимся, легкомысленным, шутливым, так любил… одну любовницу он выбрал только потому, что она очень весело красиво хохотала, когда он рассказывал байки.

А. Венедиктов
― Одну из 43.

Н. Басовская
― А их сосчитать никто никак до конца не может. И он детей своих сосчитать не мог. Очень долго, 7 лет шли переговоры: а не получится ли так, что он женится на этой самой Марии? Почему?

А. Венедиктов
― Тем временем, он рожал детей-бастардов.

Н. Басовская
― Сколько угодно!

А. Венедиктов: 98
―й год, 99-й год…

Н. Басовская
― И у него была обожаемая любовница номер один – Габриэль д’Эстре.

А. Венедиктов
― Мы когда-нибудь сделаем про нее.

Н. Басовская
― Вот о ней надо сделать отдельную передачу. Мы так часто говорим, но тут же не записываем.

А. Венедиктов
― Сейчас записываю.

Н. Басовская
― Вот это здорово. Итак, он еретик, он не совсем надежный католик. Он католичество принял, как известно, потому, что Париж стоит мессы. Он все еще юридически женат и по-настоящему обожает свою эту Габриэль д’Эстре. Любопытно, что Маргарита Валуа, королева Марго, с которой действительно давно не общались, но вражды между ними не было, даже появилась при дворе, попыталась повлиять, чтобы только… вот пусть делает что хочет, на развод соглашусь, лишь бы не женился на Габриэли. То есть, идет нормальная придворная жизнь.

Наконец, в 1599-м Генрих Четвертый практически разведен. Это длительное оформление, это разрешение Папы, это за деньги, а у Франции денег не хватает, только поэтому он думает о Марии Медичи – я еще об этом скажу. Там деньги в основе. Все-таки из банкиров, и это не забывают в верхах.

А. Венедиктов
― И Франция должна миллион экю банкирскому дому Медичи, просто должны.

Н. Басовская
― Должны.

А. Венедиктов
― Просто миллион должны. Золотых экю.

Н. Басовская
― И ему нужны деньги на подавление оппозиции, и назревающие конфликты вокруг. В общем-то, Европа медленно сползает к Тридцатилетней войне. И не очнулась еще от религиозных войн Франция.

Итак, наконец, он разведен. И тут же приказал готовиться к свадьбе с Габриэль д’Эстре. Вот шок всеобщий.

А. Венедиктов
― Достали!

Н. Басовская
― Она вдруг умирает.

А. Венедиктов
― Мышьяк?

Н. Басовская
― Мышьяк. Она просто на скаку, на ходу, переезжала из города в город, ей сделалось дурно, она кричала: сейчас же призовите короля! Он на некотором расстоянии. Его позвали, он скачет, мчится! И ему соврали: она уже умерла. И он повернул обратно, а она жила еще три дня, но жила, умирая. То есть, все так мрачно, трагично.

И уж тогда, и уж тогда свадьба с Марией Медичи становится как бы естественной. Генрих относится к этому, ну, не вполне безразлично. Сейчас процитирую документ на эту тему. Он помнит про огромные долги Франции герцогу Тосканскому и еще кое-кому, кругом долги. Призрак Варфоломеевской ночи и, ну, в общем, тридцатилетних практически войн, религиозных войн, истощение Франции, все еще здесь. Вот что он пишет Марии еще перед бракосочетанием: «Раз уж вы так печетесь о моем здоровье (она писала вежливые письма), то советую вам заботиться о вашем, — ах, до чего он игрив! – чтобы, когда вы приедете ко мне, мы могли бы сделать красивого ребенка, который заставит радоваться наших друзей и плакать наших врагов. Вы хотели знать, как одеваются во Франции? – замечательный переход. – Посылаю вам кукол (ну, одетых соответственно) и пришлю очень хорошего портного». Это замечательная переписка. Из других писем еще следует, он упомянул, что при всем при том он помнит Екатерину Медичи – она умерла в 1589-м, они переписываются в 99-м, через 10 лет после ее смерти – которая принесла мне много бед. На самом деле героиня религиозных войн.

Вот в такой драматической обстановке готовится это бракосочетание, которое все расценивают как совершенно неравноправное: дом Медичи, банкиров, и сам Генрих Наваррский.

НОВОСТИ

А. Венедиктов
― 18 часов 35 минут, Наталия Ивановна Басовская, Алексей Венедиктов. Сначала о проигрыше и розыгрыше. Всё проиграли. Я спросил вас, какой элемент был в гербе и банкирского дома Медичи, и королевского рода Бурбонов. Это действительно была золотая лилия, цветок лилии. Людовик Одиннадцатый когда-то за деньги, он очень любил – король буржуа – он пожаловал Медичи, пожаловал право вот эту лилию…

Н. Басовская
― За деньги он мог все.

А. Венедиктов
― Да. Но разница между лилиями была в том, что в королевских лилиях были тычинки, а вот…

Н. Басовская
― Неужели это знали наши слушатели?

А. Венедиктов
― Нет, это я не спрашивал. Лилии они ответили.

И они поженились и жили долго и счастливо.

Н. Басовская
― Ох, они жили не так долго и не так счастливо, но 10 лет прожили. После 7 лет переговоров, в октябре 1600 года состоялся брак между этой невестой европейской Марией Медичи, по доверенности, Генрих Четвертый не прибывал в Италию, в соборе Флоренции, прибыл герцог де Бельгард с полномочиями от короля. Очень принятая форма. И в ноябре, очень скоро, того же года 1600-го – пышные торжества в Лионе. Вот заметьте, не в Париже. То есть, после всех событий гражданских войн и, наверное, тяжких воспоминаний Генриха Четвертого, и вообще разруха была некая в городе Париже, торжества, но пышные, в Лионе, поистине королевские. Все было аккуратно. 27 сентября 1601-го Мария родила сына. Это будущий Людовик Тринадцатый.

А. Венедиктов
― Чисто «Сказка о царе Салтане» — сразу через 9 месяцев после свадьбе.

Н. Басовская
― Но тут был нюанс, которого нет у Пушкина. Там сватьи бабы Бабарихи, а тут настырная любовница Генриха Четвертого, которая пришла на смену той божественной любви – Анриетта д’Антраг. Эта удивительная, энергичная, настойчивая женщина, которая за это время у него образовалась, она через месяц после того, как родился дофин, Людовик будущий Тринадцатый, тоже родила сына. И посвятит теперь некие годы борьбе за то, чтобы, вот вопреки всему, не Людовик Тринадцатый стал королем, будущий Тринадцатый, не сын Марии Медичи, а вот ее, видите ли, сын. Удивительно. Время властолюбивых женщин.

Итак, 10 лет при дворе, Мария Медичи живет при французском дворе. Она королева, но королевы тоже бывают разные. Была свадьба, но не было коронации. То есть, она все-таки жена короля. И все чаще она говорит о коронации. Хотя отношения между супругами более чем сложные: она ревнует, она сердится. Ревновать, сердиться есть о чем. Круг ее интересов не очень близок Генриху Четвертому. Она любит домашний зоопарк, игру в карты, любит стрелять по воронам, из драматургии и литературы любит простонародные комедии про Скарамуша, Арлекина и так далее. И, как все Медичи, очень любит бриллианты. И много тратит. То есть, поводов для недовольства у них много. Но при всем при этом, они живут напряженно, двор на этом играет, есть эта самая Анриетта, которая никогда не забывает свою безумную мечту, как бы подменить наследника. И все-таки, при всем при этом, идет линия такая самая семейная: она регулярно, Мария, рожает детей. В 1601-м, как сказано – Людовик, будущий король Франции, Тринадцатый; в 1602-м – Изабелла, будущая королева Испании и Португалии; в 1606-м – затянулся перерыв – Кристина, будущая номинальная королева Кипра и Иерусалимского королевства. Это так, фикция, но корона есть. А на самом деле герцогиня Савойская – тоже не так плохо. 1607-й – Николя, единственный, кто умер в детстве. 1608-й – Гастон, герцог Орлеанский, яркий будущий политик, соперник, ну, великий придворный интриган. И, наконец, в 609-м Генриетта Мария, которую выдают замуж в Англию, жена Карла Первого Стюарта, мать двух английских королей, Карла Второго и Якова Второго.

То есть, с одной стороны, более чем строгая семейная жизнь с реальным результатом – дети. Но Мария постоянно напрягает Генриха, ревнует ко всем любовницам и внебрачным детям. А их много, и он подчас любит их чем-нибудь одарить. Все больше в ответ на его поведение она окружает себя теми, кого называют при дворе «итальянской кликой» и, наконец, откровенными фаворитами и фаворитками, во главе с мужем обожаемой Леоноры, неким Кончини – человек, ну, на грани средних и низших, дворянского, но очень низкого происхождения. Этот Кончини постепенно так… это наглый фаворит, вот «временщик» называли таких. Весь двор против него, и это понятно. Но он ведет себя поразительно. И уже возникает идея: а не отправить ли Марию во Флоренцию? И периодически король принимает такие рассуждения.

Однако, в 1610-м происходит поворотное событие: Генрих нездоров, ему 57 лет, он чувствует себя глубоким стариком. Собирается на очередную – он много воюет, нет времени просто говорить о его более удачных и менее удачных, но не безнадежно воюет – на войну в германские земли. И явно похоже на то, что он не жилец. Бесконечные пророчества, что его смерть, вот-вот она за ним гоняется. Удивительно сгустилось все это вокруг него. И он вдруг, отказывая многие годы, решается короновать Марию, на случай регентства, потому что Людовику Тринадцатому мало лет, ему 9 лет.

13 мая 1610 года коронация. Генрих как бы случайно во время коронации несколько раз называет королеву Марию «мадам регентша». То есть, он об этом думал. На следующий день, 14 мая 1610 года, он убит, знаменитое убийство, его убийца – Равальяк, католический фанатик, прямо в карете, через окно, знаменитое убийство кинжалом – что-то невозможное.

А. Венедиктов
― Интересно, зачем он ее короновал.

Н. Басовская
― Он прямо называл «регентша». На случай, чтобы при законном наследнике был кто-то… А иначе все передрались бы вокруг, и его пламенная любовница в первую очередь.

Уходя в этот день из дворца, он три раза возвращался, прощался с Марией. А отправился он навестить заболевшего министра Сюлли, очень умного, талантливого, которого потом отставила неумная Мария. Зачем? Почему? Ну, в общем, все такие истории, они отдают какой-то, не знаю, мистикой, не мистикой, но цепью совпадений. И еще, самое главное, мыслями, что у сильных и сильнейших мира сего проблемы, во многом сходные с общечеловеческими.

С 1610
―го по 1630-й – замечу, 20 лет – с разным успехом, то совсем однозначно, то в борьбе, но она у власти. 7 лет законно – регентша, до совершеннолетия Людовика Тринадцатого. В 13 лет он признан совершеннолетним – они решали это, то в 13, то в 14. Так решил и парламент, и двор, и так далее. И после этого она все равно управляет. При признании ее регентшей он сам, мальчик 9-летний, подписал: матушку нашу нижайше прошу во всем мне помогать. Она так вошла в это! И не хочет уходить. И вот ему уже 16 лет, с 14-го года, 1614-го, она продолжает цепляться, бешено цепляться за власть. Ее сущностью оказалась безумная страсть к власти и властвованию. Мне кажется, больше всего это проявилось в поразительном решении заказать великому, признанному при жизни великим художнику Питеру Паулю Рубенсу 20 полотен, в которых будет представлена – громадного размера, размеры оговорены; одна из жемчужин Лувра сейчас – представлена ее биография. Ну, Рубенс был…

А. Венедиктов
― 20 портретов, 20 фотографий.

Н. Басовская
― Да, из жизни…

А. Венедиктов
― Портфолио такое.

Н. Басовская
― Вот из текста договора: «Превосходный фламандский живописей обещал, — я в сокращении, — и обязался перед высочайшей, могущественнейшей и славнейшей принцессой Марией, милостью Божией королевой Франции и Наварры, матерью короля, нашего государя…» Это что же такое? Вот чем она наслаждается. «… изобразить на этих картинах все события – и дальше подчеркиваю – преславной жизни и героические деяния оной королевы».

С ума сойти! Власть сводит людей с ума. Когда ума больше, наверное, сводит меньше. А у нее ума было не очень много, и она свела ее совсем. Наверное, вспомнилось детство, горести, одиночество, мучительные сомнения, найдет ли она жениха-короля. И она за все отыгрывается. Балы, она их обожает, драгоценности, всеобщее поклонение ей, а не любовницам – вот чем она наслаждается. Боже мой, Рубенс, талантливейший, но и умнейший, он все это сотворил, и люди наслаждаются до сих пор, но не потому, что это славнейшие деяния, а потому, что это его кисть, и он облек все эти события, невеликие события ее жизни…

А. Венедиктов
― Невеликие события.

Н. Басовская
― … невеликие события жизни в сюжеты мифологические и прочие, и это прекрасно само по себе. Публика, которая смотрит, она не напрягается, кто это, Мария Медичи (это написано). Это прекрасные фигуры и сюжеты из мифологии.

Но вообще-то она своей цели достигла, она кое-что еще сделала для Парижа, и это ценилось и ценится. Париж обязан ей Люксембургским дворцом прекрасным. Не любила Лувр. Можно понять, длинно рассказывать, почему. Люксембургским садом, до сих пор прекрасным. И резким улучшением водоснабжения. Вдруг заинтересовалась. В детстве ее интересовали точные науки, и она улучшила водоснабжение, приказала.

А. Венедиктов
― Наталия Ивановна Басовская.

РЕКЛАМА
А. Венедиктов: 18
―49 в Москве, Мария Медичи у нас наша героиня сегодня. Наталия Ивановна Басовская.

Н. Басовская
― Вот она героиня нашей передачи, она не героиня эпохи. Но как призма какая-то вот ее жизнь, биографии – я считаю, наглядное пособие по тому, что может сделать с человеком властолюбие. Она настолько счастлива этим регентством, совершенно ясно, что неприлично не отдавать власть сыну – не отдает, никаким образом. Но при дворе недовольство такое, особенно назревшее в связи с ее фаворитом, о котором я сейчас скажу, что ей надо на кого-то опираться, ей нужен кто-то мудрый, умный, или ловкий.

Сначала у нее ловкий и наглый – это Кончини. Муж обожаемой Леоноры дошел до, конечно, предела в поведении фаворитов. Ну, например, позволял себе сидеть при короле, юном короле Людовике. О короле Людовике Тринадцатом мы не делали передачу, и это тоже наша ошибка. Он очень интересен, есть новые работы, в которых пишут о новом взгляде на него. Очень трудно понять: характерный – бесхарактерный, сильный – слабый. Но интересно. По крайней мере, назревает страшная обида по поводу того, что он так себя ведет. Но главная обида – мать не уступает место руководящего политика. А она политик никакой. И этот Кончини, вокруг него, конечно, зреет безумное недовольство и организовывается просто его убийство. Людовик Тринадцатый отходит в сторону. Меня как раз не было дома, скажем так.

А. Венедиктов
― Да-да-да.

Н. Басовская
― А один из его любимцев, главный его любимец – Альбер де Люинь, берется… Тоже что не говорят только об их отношениях – не наше дело. Берется организовать арест Кончини. Обвинить Кончини было в чем…

А. Венедиктов
― Надо помнить, что он маршал Франции.

Н. Басовская
― Значит, он получил маршала, он получил в управление крупную территорию, графскую, по-моему. Но он хочет быть коннетаблем! Я хочу, чтобы у меня золотая рыбка была на посылках! Ну, вот маршал из ничего, и этого мало. Огромные поместья, огромные деньги – этого мало. Хочу быть коннетаблем! А это главнокомандующий. Вот этого французский двор пережить не мог.

А. Венедиктов
― Конечно.

Н. Басовская
― И Люиню удалось уговорить Людовика Тринадцатого побыть как бы в сторонке, «меня не было дома», удалиться в сторону, но он осуществит арест. Я убеждена, что они не рассчитывали его арестовать и куда-то привезти, именно убить при попытке к бегству. Как придумана была эта попытка к бегству? В силу своего тоже недалекого ума, Кончини не мог поверить, что кто-то… «Вы арестованы, следуйте за нами». И он закричал: A moi! Ко мне! – как бы призывая своих людей. Это сочли сопротивлением власти. «A moi», все, за это «A moi» его без пощады пристрелили на месте, что, видимо, и планировалось. А против его жены, обожаемой Леоноры, затеян судебный процесс, и все это…

А. Венедиктов
― Как всегда, колдовство какое-нибудь.

Н. Басовская
― 1616 год. Там пытались разное, все никак не складывалось что-то. Наконец, сосредоточились… 17-й год, и она тоже тут же арестована. Сосредоточились в 1617-м вокруг вот колдовства. Тоже трудно доказуемое. Смертный приговор необходим, но все какие-то внешние атрибуты соблюдались, все хотели как-то получше оформить. Наконец, нашли, туманная формулировка: за то, что она провинилась перед Богом. Это потрясающий приговор.

А. Венедиктов
― Это очень что-то мне напоминает.

Н. Басовская― Вот за это она взошла на эшафот. Палач оторвал ей воротник, она сложила голову на плаху. И, как всегда в описаниях, толпа, которая улюлюкала, кричала, тут же разрыдалась и начала ее жалеть. Так же будет при казни Марии-Антуанетты и так далее.

И это падение Марии Медичи, конечно, «падение номер один» я назвала. Она дважды будет рушится с той власти, в которую так вцепилась. Что остается делать? Она решительно отстранена от власти, король не желает с ней видеться, она ждет ареста. И в 1619-м бежит, просто бежала в Ангулем…

А. Венедиктов
― Мама.

Н. Басовская
― Да, мама бежала. Сын, конечно, счастлив, но почему-то – и в этом, видимо, предстоит разобраться, готовя передачу о Людовике Тринадцатом – все-таки прибыл туда к ней в Ангулем, примирился. То ли хотел, чтобы все выглядело очень хорошо… Франция претендует, реально претендует на лидирующую роль в Европе, идет Тридцатилетняя война, которая должна решить, будет ли она первой в европейском регионе. Борьба за первенство – это знамение отнюдь не только нашей эпохи, это вечно. И ее политика не устраивала прежде всего потому, что вокруг нее сосредоточились клерикалы крайние католические, сторонники Испании. И все-таки он ее возвращает, возвращает после смерти де Люиня. Он рано умер, в 1621-м. Она ищет другую опору – теперь умного. И этот бесспорно умный – кардинал Ришелье. Он обязан ей…

А. Венедиктов
― Тогда еще епископ.

Н. Басовская
― Епископ. Он ей обязан своей кардинальском шапкой, он ей обязан тем, что она его втащила в Королевский совет (ему только этого и надо). Ее кое-кто предупреждали из окружения: поосторожнее с этим…

А. Венедиктов
― С этими Ришелье.

Н. Басовская
― Больно умный, больно энергичный! Ну, конечно, падением номер два она обязана именно ему.

Он занял твердое место в Королевском совете в 1624 году. Будучи трезвым, умным, циничным, убежденным сторонником возвеличения Франции, прекрасно понимал, что в тот момент главный их соперник – не извечный враг на островах, Англия, как было в Средние века, как было в Столетнюю войну. Многие жили этими представлениями. Нет, это габсбургская Испания, это Испания, которая стала мировой державой и так далее. И поэтому позиция Марии, преданной происпанской политике или итальянским своим придворным, она неприемлема. И он становится главным врагом не только Испании, но и Марии Медичи.

А. Венедиктов
― Которая его сама привела.

Н. Басовская
― Какой типичный случай, как это обыденно! Итак, в 1630-м году День разочарованных, День все потерявших – так его называют…

А. Венедиктов
― Обманутые, разочарованные, все потерявшие…

Н. Басовская
― … лишившихся всего. Знаменательный такой день, когда король Людовик Тринадцатый, конечно, с подачи Армана дю Плесси Ришелье, кардинала Ришелье, решительно, наконец, топнул ногой, что править будет не мама. Ну, мальчик-то уже большой…

А. Венедиктов
― Тридцатник ему почти.

Н. Басовская
― Да, он родился в 1601-м, да. Ему 29 лет. Пора.

А. Венедиктов
― А маме 55.

Н. Басовская
― Но он проживет очень мало, он этого не знает.

Итак, она просто понимает, что надо бежать, а то кончит где-нибудь в тюрьме. Она бежит из Парижа, который благоустроила, который украсила. Там остались и полотна Рубенса, и ее бриллианты – правда, в завещании она…

А. Венедиктов
― Спускалась по простыне из замка, из Лувра.

Н. Басовская
― … да, она все пропишет. Она окончит жизнь в бедности. Бежит по Европе, и она никому не нужна. Дети тоже королевской крови… я уже как-то говорила, что в королевской среде никакой клановой солидарности никогда не было. Генриетта была ее последней надеждой в Англии – нет, нет…

А. Венедиктов
― Дочка сказала «нет».

Н. Басовская
― Везде нужен покой, а появление Марии Медичи сулит беспокойство. Будет неудобно перед Франция, Франция явно на подъеме. И вот остались там и полотна, и Люксембургский дворец, и ее бриллианты. Остановилась она в Кельне после большого пробега по Европе. Умерла в нужде, оставила немало долгов, потому что все ее драгоценные приобретения были во Франции. Как-то вычитала я где-то, но не уверена, что это надежно, что в доме, который когда-то принадлежал Рубенсу. Тут замкнулся какой-то круг. Рубенс был очень богат и умер, ох, не в нищете.

Она составила подробное завещание, и, в частности, в завещании приказала вернуть – остроумно, вот не ожидала от нее – кардиналу Ришелье, теперь первому министру Франции, который уже 14 лет главный у руля политики французской, вернуть попугая, которого он когда-то, угождая ей, ей подарил.

А. Венедиктов
― Тонко.

Н. Басовская
― Тонко, тонко, я даже от нее этого не ожидала. Но от горя чего не сделаешь. Ришелье пережил ее всего на 6 месяцев, Людовик Тринадцатый – примерно на один год. Ее останки долго… Ришелье и Людовик уплатили ее долги зеленщику, обойщику, в прачечную, скажем так. Долго и мучительно перевозили из Кельна ее останки, чтобы достаточно почетно похоронить в Сен-Дени. И Людовик Тринадцатый умер через 10 дней после того, как ее останки нашли покой в Сен-Дени. Sic transit gloria mundi.